САШЕНЬКА или ДНЕВНИК ЭФЕМЕРНОЙ СМЕРТИ
1. Герой, его кузено и ди-джей останавливаются в аустерии. - 2. Герой вспоминает о своей пассии Сванетте. - 3. Письмо Сванетты. - 4. Персонажи обмениваются анекдотами о своей третьей любви. - 5. Герой рассказывает анекдот о Сашеньке. - 6. В аустерию проникают террористы. - 7. Эфемерная смерть персонажей... -
1
В ночном такси - блюз флюоресцентного Зообурга! -
в обнимку с моим кузено и ди-джеем найт-клуба “Бункер”
мы неслись курцгалопом по Венскому проспекту
из казино “Ennui”, где с везения сняли пенку.
Мое кузено - запястья в нефритовых браслетах -
перстеньками глаз a la Бердсли красавцев клеил.
Сколь не метал бисер греха - никого не закадрил...
Не беда, для таких каналий, как мы, везде кабинет заказан.
2
Мы влетели в трубу поземки и домну Коломны -
и канали на полной в аустерию “У Солохи”.
На Английский вырулили проспект у бутика “Сны Домби”
и затормозили у дома с акантами и ротондой.
Пройдя колоннадой форейторов, официантов и грумов
заказали фирменный деликатес “Кости этрусков”,
на десерт - суфле “Печенег”, и печеный лангуст, и Кьянти,
бифш-текст отбивной и экстра-гарнир к яствам.
3
Мы завсегдатаи здесь - меню наизусть знаем...
Провели нас по блату в Колонный зал - латифундию знати.
Подскользнувшись, мое кузено массивным кейсом
чуть не сбил на столике рядом фужеров кегли.
Нас лорнетировали сразу, и от конфуза
мы не замяли - скорей раздули скандала фудзий.
Боливар с широкой тульей уронил я на двух левреток,
от грандамы в манто a la Тьеполо досталось мне на орехи.
4
Успокоив грандаму, подав ей боа из норки,
метрдотель проводил нас в отдельный номер.
Я взгрустнул о своей полусветской пассии Сванетте
и по линии мультитайпа дал ей телефонему:
“Миль пардон, дорогая, толкусь я как черт в ступе,
сегодня я пас - приглашен я на ужин с моей креатурой.
Не унывай - у меня в неизменном фаворе будешь,
не проштрафишься, так получишь cadeu - платок оренбургский”.
5
В дислокациях связей любовных не был я неофитом,
с меркантильным умыслом я манкировал журфиксом
с каламбурной Сванеттой, поскольку - грустно и гнусно -
в отношениях с нею я вел бухгалтерию двойную.
В ней меня привлекала колкость, казуистика и скепсис,
и манерность барочной черепаховой табакерки.
Я боялся ее удержать и боялся ее покинуть...
От казуса этого по-мармеладовски раскиснул.
6
Перечел ее давешнее письмецо, сумасбродное, под копирку,
на бумаге верже она отпускала шпильку за шпилькой:
Письмо Сванетты
Не бойся, я все съем! Я не хныкалка! Не брюзжалка!
Не маркграфиня! Тебя буду ждать по законам жанра.
Знать написана мне на роду к тебе одному валентность,
ты картежник, ты должен знать, что дама кроет валета.
Тебе меня не сломить, - я скорее Эдварда, чем Сольвейг -
в тебе, как на зло, тотемный образ отца спрессован,
7
оттого-то профессор Фройд нашел у меня комплекс Электры,
прописал мне рецепт - идиллию туристического буклета.
Мы устроились в загородном шале на плиссированном взморье,
после сливок в cafe-au-lait я лениво ныряла с мола,
иль в сиесту на русской электропечи я жарила гренки,
пока с дрессированным носорогом ты играл в серсо и горелки,
бегал в шлепанцах фетровых и фланелевой пижаме
за воздушными ящерами по магнолиевой лужайке.
8
Но, словно камни за пазухой, я копила страданья,
когда в первый раз мы расстались - точно не помню дату.
Я тестировала себя - ты мне больше, чем корм подножный,
проводила ножом по разлуке с тобой как по нотам,
против вакуума расставанья мне служила одна вакцина -
киноварь или ляпис речитатива под цитру,
или вечный рефрен отчаянья на ксилофоне -
как-то в пульмане я отправилась в пансионат на фьорде.
9
Кастелянша Мисюсь меня проводила в коттедж с мезонином,
на веранде соседнего бунгало продувал ты у вело книппель.
В эйфории свиданья я поняла: никуда от тебя не деться,
не сортируя, сдала я в утиль на liberte надежды.
..........................................................
Пойми, привязавшись к Саше, предпочел ты коржик безлюбья,
на льдинку рефлектор страсти навел, на нее пускал слюни.
Ты живешь только головой, получая с нее дивиденды,
головастиком ты свернулся в рефрижераторе отчужденья...”
(На этом обрывается письмо Сванетты)
10
Ди-джей ухмыльнулся: “Пока меняют нам скатерть,
о своей третьей любви анекдот пусть каждый расскажет.
Мне”, - он скрутил пахитоску “Дым”, -”увы, похвастаться нечем,
в сентябре я встретил свою каргу, в ноябре обвенчался с нею”.
“Моя третья любовь”, - кузено чуть смазал голову гелем -
“тенор Марио из Мариинки, увы, оказался не гэем”.
Фальсификации фабриковать - мой коронный номер,
я смюнхаузил анекдот о своей третьей зазнобе:
11
Анекдот о Сашеньке
Содержала салон на Фурштатской белокурая фройляйн,
Сашенька фон Штайн, сибаритка в ореховой робе,
точь-в-точь статуэтка из саксонского фарфора -
перед ней фанфаронил апрельским котом в ботфортах.
В ее майорате служанок женевская команда
на ножах с камарильей капитанских мамок,
в лакейской они от зари до зари катят бочку
на дуэний и бонн, выписанных из-под Бонна.
12
Ее салон - и гвоздей сезона, и знаменитостей мекка -
считался самым престижным в зообургском предместье.
Не хуже татарина я навязал себя к ней на фриштик,
оставил визитку ее мажордому и через день был принят.
Фон-бароном расселся на бархатном пуфе под горкой
с портативной пудреницей и бонбоньеркою сарагоской.
С концертной развязностью светского льва или зубра
заложил ногу на ногу у камелька, стилизуясь.
13
Я не штопанный синий чулок с аффектацией авантажной,
даже более того - ни на зубок никаких аффектаций.
Два часа я отмалчивался, загадочен, как ребус,
пассакалию паузы выдержать с точностью до - мое кредо.
Прислонясь к шифоньерке из Арля, теребил арлекинный лацкан,
пока прощелыгам и пшютам подавала Сашенька лапку.
Сам герр профессор Фройд на балу был свадебным генералом,
соблюдая менторский тон, брал он гаерским нахрапом.
14
За ломбером критик Марсель Пижон тратил острот резервы
на последний мой фельетон в “Обсценной газете”.
Он недолго глумился над стилем моим, попивая “Фанту” -
я побагровел как вареный рак, потребовал сатисфакций.
Саша меня охладила, пригласив на тур экосеза:
“Оставь, пти-креве Марсель подтрунивает над всеми,
у него moqueries и насмешек неисчерпаемы ресурсы,
хотя человек он не злой - просто светский по сути.
15
Вон валетом пикирует Герман Г., нынче - граф Нулин,
он вступил в мезальянс с престарелой графиней ради его внучки.
Сплюсовались в нем Гарри Галлер и Гумберт Гумберт,
и Свидригайлов, конечно, - а себя-то в нем с нос гулькин.
Вон знаменитый поэт - добрый малый и милая душка -
бомонд легко обвести вокруг пальца репутацией дутой,
он ломал из себя дурачка ради паблисити лет десять,
и вот незадача - он дурачком стал на самом деле.
16
В “амазонке” себя афиширует Лизонька, бедняжка,
в chronique scandaleuse не раз она имя свое запятнала.
На козетке кокетничает она с коррупционером из крупных,
он из гильдии спонсоров, но еще требует раскрутки.
Вон шерочка и машерочка явились, не запылились,
Дима Эстет - пассивный, а Митечка Сноб - лидер...”
Вволю ссыпала Саша аттической солью сарказма,
сельтерскую с эскимо поднес нам лакей-бойскаут.
17
Пока в болеро крутились, на нее произвел атаку,
как форель, на спиннинг соблазна ее подцепить пытался.
В апогее хорошей игры с приторной миной
вливал с хладнокровьем понтёра в соблазна миксер
две-три порции обаянья и нежности микстуру,
две-три капли “боль-тоник”, чтоб желания ступор
встал, как драже монпансье, колом поперек горл -
и плотину эту снесёт шампанское “Russian Golden”.
18
Крепкий, увы, орешек соблазна мне на зубок попался.
Я откланялся до срока, чтоб не растратить пафос.
В сновиденьях той ночью я рисовал себе магнетической гуашью
как мы с Сашенькой занимаемся философией в будуаре.
Чуть свет заложил на воздушной подушке аэрокарету,
к Саше проник, избежав от привратника репрессий.
На свиданье Свана с Одеттой заложен был томик Пруста,
рядом с ним Саша медитативно раскладывала руны.
19
Всеми фибрами страсти я целовал её локон,
эсминцами губ проводил по ней без радаров и лоций,
.................................до эпидермического спазма,
и анестезией уст я уткнулся в холодный панцирь
кожи, а дальше её, сколь не скребись, не проникнуть,
как не войти, хоть води наждаком, в реликт фотоснимка.
Но локаторы страсти моей что-то недоброе пеленговали,
с улыбкой она отстранилась, промурлыкав чуть виновато:
20
“Понимаешь, всё очень просто и сложно одновременно,
я не свободна в своих пределах - в своих, заметь-ка.
Во мне все веянья извне фильтрует внутренняя таможня,
все они обречены на унизительный ритуал досмотра.
Шлагбаумом путь перекрыт всему, что в дрожь бросает,
можешь меня презирать - я своей рукой подписала
декларацию независимости моей от моих желаний,
и пошлина счастья (прости, каламбур) - за спокойствие плата.
21
В мой уравновешенный мир контрабандой ты не проникнешь,
мой вердикт: окончательное “найн” - и не смей тут при мне хныкать...”
Мне был безупречный её отказ как дезертиру - карцер,
королю - гильотина или больному - канцер.
Да, Сванетта права, грызть мне безлюбья коржик,
калорифер страсти уже не фурычит, впал в коллапс.
Как мегатонны тротила, мне поднимут отчаянья градус
льдинка на левом виске - Сванетта, Саша - на правом.
22
Мне влетел в копеечку сказочный тип “снежная принцесса”,
даже зашкалив на верхней риске, ни Фаренгейт, ни Цельсий,
не отогреют меня - я наложил на желанья вето,
тем самым себе подписав одиночества вексель.
Я знал: панацея от боли - к Сванетте вернуться,
но на транс-иберийском экспрессе утром она ускользнула.
В кэбе гнался за ней трое суток по диснеевскому автобану,
от досады снял я в мотеле Барби, куколку из бара,
23
до денницы ее обрабатывал - как целину фермер,
заведя в супермаркете чехлы от любовных инфекций.
Барби была образцовая табула раса без свойств и качеств,
тут Сванетта в дверь постучалась - и занавес я опускаю...”
(На этом обрывается анекдот о Сашеньке)
Закруглился на полуслове, на пикантном концовку скомкав,
с брезгливою скукой ди-джей предавался меренгам с кофе.
Мое кузено развел руками, казинаком иль крекером хрустнув:
“Никто не знает, как сложится приключения структура”.
24
Вдруг террористов труппа в лакричных чулках вместо масок
балюстраду и залы прошила очередью автоматной.
В пуленепроницаемых смокингах марионеты
сняли и часовых-гайдуков, и телохранителей-кнехтов,
проникли сквозь лаз на крыше, просверлив дрелью шифер,
зондировали - где бы разжиться партией гашиша.
Бригадир тренированных террактеров скомандовал “пли”, и
тапер успел только взять септ-аккорд на стерео-роялино.
25
В полминуты задали всему сабантую огнестрельного перца,
гендиректора АОЗТ “Ленинцест” убрали как пешку,
мафиозных тузов и тенора Марио взяли на мушку,
уложили их в штабеля музейной коллекцией мумий.
Только менеджер Сильвио, обладая сокольничим глазомером,
из рогатки купца Калашникова отстреливался метко,
двух малют сбил дуплетом и на мрамор сибирский рухнул,
в зале Колонном осталось одно бланманже трупов.
26
Заперлись мы на буфер засова, возвели баррикаду
из бутафории столика-бобика и платяного шкафа.
Лакированной силой прикладов и каучуком подметок
проломил баррикаду пикет молодчиков-монстров.
Оказался мое кузено не кремень, а штафирка,
смахнули его перекрестным огнем как пустую фишку.
За ди-джея с дюжиной ран сквозных я б не дал ни полушки,
от смертебоязни прыснула у него молофья из тайного уда.
27
Как всегда не вовремя, мнимая смерть мне протекцию оказала,
и своим патронажем напрочь мне спутала все карты...
В газомет я вставил кассету и разрядил обойму,
сквозь керамику дымохода пытался прорваться с боем.
По медиа-рации вызвали трубочистильщика на подмогу,
он прицелился из швабринга - я раскинулся на подмостках
возле суфлерской будки...
4 сентября 1994 - 16 марта 1995 года |