Десятисложник: опыт силлабики

1
Говорил мне Шу, воз-дух Египта:
оледенилась Нут петербурга,
огублена саркофагом балтик.
Хлебникова Ка в облаках тает,
улетая в дельфинарий чаек...
Якорь петра украл Гор, гол-сокол,
сгинул город в кунсткамеру моря,
улегся он на китах пожарищ,
в маскараде раков и моллюсков
отгоревал он гостем заморским.
И кораблем в позолот скафандре
с верфи или шпиля адмиралтейства
Амон-Ра истории имперской
в капельницу невы закатился.

2
Говорил мне Геб, зем-ля Египта:
Вон Суворов-Марс взял на штык вечность,
приставила горло к ножу нежность,
спас-на-крови кровь переупрямил,
заставил течь ее в тело смерти,
в пра-смерти теплотворную пойму
вдоль зайчьего острова в европу
и сквозь обруч второго пролиться
в ковыль третьего тысячелетья.

Флорентийский поэм
или
Итальянские хитрости

Флоренция

1

В кругах Флоренции плутал я снова,
ведь память - ожидание былого,
И веерных раздумий взмет
затеял прошлому досмотр
и скорчил о кончине мира вральню...

Невинность ревности в дуэте пиний,
курлыканье разлуки в каватине,
и под камлание виол
куницы вкрадчивей приор
с монашенкою в султанате спальни...

2
Жалобы фонтана

Принесла мне
возлюбленная корзину слив дамасских.
И горевал я, что ни домино, ни маски,
ни осла нет
у меня, и нет мандолины с гирей
какофоний.
Ни евхаристий, ни помазания миром
на афоне.
Я не заправлял треног смолою
в елевсине.
Не лев и не
схимник в пустыне египта - не вою.
Человечность
мне и печаль не даны ни на мгновенье.
Мое спокойствие - сиречь омертвенье,
съело вечность.
Я на шашечнице лунной пьяцы сгусток
тел тритоньих,
съел три тонны
веселья воды и семь ее грусти.
Плещутся ящерками веселья
воды ночи.
Смертожизнь моя кружится каруселью
одиночеств.

Неаполь

1

Виолончельная дуга одиночеств...
Их амальгамы семь нимф, каждая - Эхо,
украли полногласный мой образ, охочий
до любви себя, Нарцисса, в зеркалах утехи.

Ни мальчик, ни женщина мне не в радость,
Их плоть претит мне. Вспахтанным маслом
тает горе черно-зеленое от утраты
отражений моих виноградовласых.

Кинулся я к некроманту из Болоньи
мессеру Амброциусу - он амброю пичкал
плебеек, плод вытравляя у них в полнолунье,
и невинность воссоздавал из пузырей бычьих.

Воспламенил он урину в бирюзе мензурки.
Усыпляя меня вывел формулу каданса,
по цитре водя наперстком, и мазурку
я танцевал на гипнотическом сеансе.

Безумны в его руке помазка кульбиты -
так негоциантом неаполитанским
я предстал на холсте многоочитом
в пируэте самочинного танца.

2

Знатный неаполитанский юноша, обучаясь на Хиосе у знатока грамматики и древней философии Иоанна, обесчестил его дочь Парфению и хитростью увез ее в Неаполь. Быстро охладев к ней, он бежал в Грецию с падуанским красавчиком, а покинутая Парфения яд выпила.
Из анонимного трактата начала XVI века ”Инвективы против гуманистов”

На ипподроме смерти одолев барьер,
скакун занес ее сквозь планетарий скверн
в ливанский бисерный кедровник, на луну -
“и если рог она, кто в рог ее согнул?”.
В турецкой бане там распаренный престол,
на нем в безбрежной мантии
из ткани харасанской,
а коленкор индийский - оторочкой,
и в шароварах плисовых,
Сын человечий учинял веселья суд
за созерцаньем баловства виол.
Под кантилену смеха бонвиван-абсурд
подвел Парфению к скамье для ног
сыновьих, тот уставил опытный бинокль
на лиф просительницы, жмурясь как хомяк.
В падучей долгого дурачества размяв
тугую дикцию, он заскрипел:” Распят
я, а иначе б изучил ее до пят”.
Жеманством сдобрил приговор: “Подвох
ему устроим - пусть зажмется жох
как в ада двоемирие Эней
в каленый сочинительства тоннель,
пусть в канцонеттах чествует одну
слепую донну - неотвязную вину”.

Венеция

1

Две гондолы и гитары целовались,
губы их колков - трезвучий створки,
и под Веспера скороговорку
ставили миракль в набитом зале...

Под цветосплетенье фейерверка
пусть Нинета гиацинт уронит,
юность женская едва ль отвергнет
триолеты на губной гармони.

Птицелов я - за цехины сцапал
горлинку-Нинету в сеть-альковность.
Пояс из тафты индийской на пол
скинув, стал трудиться как садовник

над ее оранжереей узкой...
Зуд затих, хлебнули “вентуриччо”,
сдернув полог из парчи французской
............. под овации вторично.

В интермедии забав сострила
вдруг Нинета: “Вылитый Христос ты,
только вот отъявленный кутила,
что греха таить ...поправь-ка простынь”.

Спохватился - мне в пасьянсе карта
выпала воскреснуть послезавтра...
У Иосифа еще в ломбарда
плащаницы выкройка из астр и

ста шелков александрийский легких,
мой венец с карбункулами терна,
с винами людскими кошелек, и
самосудный меч огнеупорный.

Чтоб озорничать нужды не зная,
все в начале марта заложил я,
а сегодня Пятница Страстная,
и воскреснуть в срок не хватит силы.

2

От нее уходил я в море...
Холодело оно, она, я, Сан-Марко,
холодела на волн шпалере
венецианская барка.

Я был знатоком Ювенала,
она - дочкою сбира.
По утрам с трудолюбием мула
сочинял я сатиры.

Говорят, чем печальней, тем и
печальней, но чин голиардский
научил: блажен только мим или
паяц-любовник дурацкий.

С хитрецой сарацинской сводня -
старушенция-мавританка-
приводила ее охотно,
и желтей слезинок лисенка,

восковые слезки катились
на барельеф вырезного
лифа. И черной шалью
полдень был драпирован.

Но и это наскучило скоро.
Если ярче, то и быстрее.
Жаль я стар, чтобы стать корсаром
и обручиться с реей.

Так не пахнет отчаянием рута,
как моих эпиграмм многогранник.
Их расклеил на всех воротах
И уплыл в халифат испаний,

и уплыл в катавасию светлых
увеселений севильи,
где от кривизны кругосветной
целит философий сераль и

Феррара

1

Световое уныние вносят
факельщики-гелиотропы
в огнепровод красноволосых
восковых свечей возле гроба
на эбеновом катафалке -
в нем полого, как геркуланум,
и сродни под копытной фиалке
тело герцога скрыто сафьяном...
Закрутила герцога свиту
карусель кривотолков горбатых -
мол, завистником кравчим убит он
и вдова спозналась с аббатом.
И двуглазой альпийской лавиной
в епанче из серы безмерной
он сошел разгневанно в львиный
параллелепипед бессмертных.
Очевидец он дивного фарса,
как в период землесгибанья
все сокаменники из кварца
встали под окарин верещанье.

2
и растирает в ладонях
сладковатые луковицы
своих провинностей,
и плачет, и плачет,
и плачет - дай мне еще
провиниться

Разгадка криптограммы

1

Время - молчания оболочка,
футляр палисандровый -
веер событий в нем разворочен -
храбрецы Александра и

Цезаря голодными мятежами
кровью, кармином иль
киноварью православья стяжали
величье Комнинам, и

гибеллинов погибель обмывают
в тавернах флоренции
серпантином памяти осыпая
палаццо лоренцо и

2

Быть может, венецейской девы
Канцоной нежный слух пленя,
Отец грядущий сквозь напевы
Уже предчувствует меня.
Александр Блок

3

When thro' the Piazzetta
Night breathes her cool air
Then, dearest Ninetta,
I'll come to thee there.
Thomas Moor

4

А Нинета в треуголке
с вырезным лимонным лифом,
обещая и лукавя
смотрит выдуманным мифом.
Михаил Кузмин

КОМИЧЕСКИЙ ПОЭМ