Тост IV

1
Пью кампари в афростандартной гостиной,
за тебя, Герника Гвиницелли,
за твоего самого самого гостию,
нулевку груди и клоны ресниц твоих.
Ты янтарная мулька, в кулон запаянная,
видно, из фальконета иль бластера
ты выстреливала мне в затылок
обоймой соблазна.

2
За тебя, Герника Гвиницелли,
за твою алебастровую эпидерму,
аппетитней венского шницеля,
за истерик твоих эпидемии,
и за обостренья моей обсессии,
измеряемой скукою - киловаттами...
За то, что в тубе страсти всесильной
мы тыркались кротами.

3
Ты была только телом, тестом, машиной
тестированья и производства желанья,
расточенья его, и кокетства мастерского, -
то давила топорно на жалость ты,
то доставала обид кадрилями.
Я тебя растрачивал такими масштабами,
что укатать все-таки умудрился
любви машину.

4
Повороты логического ее диска
приводят, известно, к травмы повторам,
но мы предсказуемой афродизии
разнообразили комбинаторику.
С гонором подопытных кроликов
мы друг рассказывали каждым вечером
о своих экспериментах с Эротом,
едва ль достоверных.

5
Разработав ласк арсенал словесный
мы позиционной эротики треннинг
отвергли ради сессии откровенного
о своих желаниях говорения.
Ты излагала доктрину публичности,
развлекала придумками о пертурбациях
твоей близости с велоболистом
в холле турбазы.

6
Говорила, укладываясь феном,
что борцы сумо или бойцы якудза
в ночных мечтах твоих в стиле фэнтези
влекут, заарканив, тебя на экскурсию
в эдем извращений, нисходящий террасами
к полчищу самураев из Куросавы, - там
все телесное отдает померанцем
и пропитано курассао.

7
В райке фантазии ты прокручивала слайд-шоу:
мой дуэт с чернокожей разносчицей пиццы,
все как в плейбое, с агавой, ара и артишоками,
черно-белая пара слипается рапидом, - как
две реляции в канцелярском бюваре, - и
я поглощен ее голенью и лодыжкою
с кожей, смазанной ароматической ваксой,
ванильнее шоколада.

8
Ты нас представляла ходящих по струнке
в содроганьях, в пип-шоу келейном,
ты носила ошейник с шипов гранулами,
и шлейку с рядами заклепок никелевых,
а кляп ты скрутила из отрепья вискозного.
После чтенья «Терезы...» тебе приспичило
бичом, вымоченным в уксусе ежевичном,
получать удовольствий каприччо.

9
Пью за наш речевой акт бесконтактный, -
заводило тебя моей речи дилдо,
умащенное скабрезностей лубрикантами.
Пью за глаз твоих камеры холодильные,
когда ты остывала льдинкой-карбидом иль
мантрой отыгранного наслаждения, -
и ты форс-мажором копила обиды,
запутавшись в такелаже

10
влечений, в снастях и вантах любовного жанра
с репризами присвоенья, разборок, -
мы были в желаньях безмерно жадными,
оттого антрепризу разлуки и заработали,
ты раскуривала сиквелу гавайскую,
дикообразничала, демоница брычливая,
бетель жуя, за женьжизнь со мной торговалась,
хотя все шерри-бренди-брынза.

11
Мы с тобою прижимистые барыги,
скупердяи, собаки на сцене, скряги,
нас душит прошлого жаба, и брыжи его,
нас держит его же кронштейн кряжистый.
Мы стали на счетчик в книгу амбарную,
наша пеня друг другу достигла максимума,
и пора жгутом наложить эмбарго...
подвести баланс в балагане масок.

12
И шиной пора наложить мораторий
на политику обладанья, даренья,
и произвести сожеланий ротацию,
и обзавестись сожалений рентою...
Когда мне объявила о бойкоте-разрыве ты,
я остолбенел игреком запинания,
и как на шампуре ягня воззрился
на новое пенальти.

13
С нету тебя изрешечу Эронии сопки,
в двигателе сгоранья прочищу сопло,
или оземь гряну изотоповым соколом,
иль взлечу в скафандрили из соболя,
или, махнув рукой, уступлю игры эстафету я
киборгу-сменщику именем абулафия,
и приземлюсь осколком ядра у лафета,
и отзвеню осколком лафита.

14
Герника, мы Эронии рассекреченные агенты,
выбросим флаг цвета неги или индиго,
чао-какао, mein liebhen Герника,
alles caput, все до ручки кондиции.
Мне не нужны сверхзоркие диоптрии -
всюду видны метастазы твоего отсутствия,
я электризован им до последнего диода,
до распоследней сутры.

15
Догадаться, где тебя нет, мне помогут амфита-
мины, скука, коктейль пино-колада:
ты привидишься мне омаром, студнем амфибии,
или рыбою-серцедером, что нос у пиноккио.
Я тебя съем - будь ты мениском, гусеницей,
иль трепанированным аспидом,
но во рту останется твой фото-робот синильный,
меньше, чем пиксель.

16
Пробавляясь глюкозным сиропом и алькозельтцем
в компании забытой тобою муфты из нерпы,
я пью пузырьки той реальности сельтерской,
где тебя нет, не предвиделось, не было,
куда я рвану за тобой, только свистни мне,
но не свист, а скворчанье из прошлого фантарктики.
Я кампари заглатываю с галльским виски
в отчаянья целлофане.

4 - 23 января 2000 года

Тост VI

1
Я залпами пью кампари
в афростандартной гостиной,
неухоженной, неопрятной,
где апатия мной достигнута
путем игнорированья
непрезентабельного интерьера
с пряжею арахнидов
на антресолях реечных.
Уставясь на стеклообои
бланжевой расцветки,
по привычке сервировал я
журнальный двумя кувертами
забыв, что ты затерялась,
Герника, в интервале
страсти, в ее тайм-ауте, -
так философствуют кувалдами.

2
Все неподвижно: анемичны я сам,
время, шкаф, штанга,
грабштих, пыль и буссоль,
мяч, секретер каштановый,
колонтитулы подвесных потолков
с мелким кеглем
раздавленных насекомых -
словно там наследили кедами.
Все неподвижно -
но у контрразведки будто на ставке
твое отсутствие крадется
со шпионскою перистальтикой,
и на фоне статики
не ремонтированной гарнитуры
твое отсутствие - смерч
без тормозов и ступора.

3
Новостей спагетти мне поставлял
еженедельный дайджест:
в обзоре бюджетной возни
кто-то транш снова одалживал,
Фильтрационные лагеря забиты
повстанцами горной геррильи,
тестируют их френологи
на родство расовое с гориллами,
чтобы федералы их интернировали
под эскортом немирных орков
туда, где после зачистки
им не пригодятся бинты с корпией.
La guerre comme a la guerre,
а в ситуации мира - басмой
с махагони подкрашивать следует
запаршивевших бассетов.

4
ЦУ как улизнуть от папарацци
предлагает экс-порно-дива,
концерн по сборке нейтринного интеллекта
взорван луддитами,
А на планете Эронии наш связной
провалил резидентов явку,
и на перевалбазу сатанинской диаспоры
Чужие нагрянули.
На разворот реклама бюро похорон
«Мопассан и Мопра»,
люкс-могилы с душем и плитою
повышенной модности
советовала сексотрудница
приобрести по безналу
придирчивым и состоятельным
претендентам на эвтаназию.

4
Тебя, Герника, распознать в ней
было элементарно,
хотя ты химикалиями изменила
волос пигментацию,
но и хирургической корреляции
подвергнув коробку
черепа, ты все та же дурочка-вамп
до накладной родинки.
Темперамента та ж импульсивность,
в лоб манера таранить,
тот же вязки ручной джемпер
из шерсти джейрановой,
та же уверенность, что не терпят
технологии досуга
суеты - потому так и затянулся
уик-энд твоего отсутствия.

5
Круче отбойного молотка
для нервных узлов и ганглий
твоего отсутствия молох
один для меня притягателен,
и с болью в одном флаконе
взбаламучено любопытство
к обнуленью тебя кругом,
хотя вся ты - экстракт пыточный.
К перилам прилипла
безнадежности жев. резинка,
кто наплел, что отчаянья рацион
бывает дозирован?
По канонам цитрусской классики
меланхолии лярвы
всем скопом охотятся на меня
как загонщики и выжлятники.

6
Сифонит в меня твоего отсутствия
аэрозоль-ингалятор
до полной разблокировки
аппарата вестибулярного,
и боли единоборец, помесь
тяжеловеса, бэтмена и москита,
приемами айкидо на паркет
меня опрокидывает,
кладет на лопатки, заставляет
клоунадно метаться
наподобие лацци с шестом
или в цирке престидижитатора.
Я встаю на коленки,
и ксилитовый пузырь крика
вырывается изо рта аргументом
лопнувшего кризиса.

7
Из аминокислот боли
я складываю твой абрис,
но он отсекается сразу
цензуры внутренним лабрисом.
Все ж, несмотря на банкротство
политики обладанья,
в запасниках воспоминаний скопил я
сенсорные датчики
прошлого, - твои вещи, памяти
трофеи. За твоего гардероба
предметами я закрепил
инвентарные номера коронные -
тот реквизит, что исчезает,
себя исчерпав, в настоящем,
позволяет в нирванный виварий
прошлого юркнуть ящерицей.

8
В памяти я сохранил твой из каучука
каблук голландский,
В него вмонтирован миноискатель
массивным грузом балластовым.
В нем просверлена выемка
для нептуния аэроконтрабанды,
проплаченной спрутами атлантиды,
ее алчными аквабанками.
В памяти я сохранил твой баул
из хай-тех матерьялов
лакированный, с ароматом кардамона,
коллодия, пряностей,
его пульсарный замок открывался
без тактильного нажима,
я бы по чипам памяти мог
перечислить его содержимое.

9
Ты питала уйму пристрастья
к миниатюрным вещицам:
носила в комплекте маникюрную
бензопилку, и щипчики
для ресничных клонов с краплаком,
и стандартные наборы
эбонитовых подшипников
для подержанного космобоарда,
а в карамельной обертке
с изюмной кожицей презервативы -
добровольной аскезы твоей
доказательства от противного,
растормаживающие пастилы
и компактный электрошокер,
чтобы осаживать им
зарвавшихся клубных джокеров.

10
Пестрых флайерсов гербарий
и гелиевый баллончик
соседствовали с буклетом,
где одних стрип-моделей таблоиды,
по их силиконовым меркам
ты пыталась поправить фигуру,
очевидное не признавая -
что магнетизм гурии
тебе придавала именно
эфемерное телосложенье,
твоя визитная медкарта,
коктейль андрогинного и женского.
И осязанье твоей худобы
изуродовало опытней компрачикоса
мое воображенье, меня всего -
до молекул, до мозга костного.

11
Твой баул связан с воспоминаньем,
как пили мы капуччино
в траттории, содержащейся
двумя отставными путчистами.
Для храбрости, для куража
ты приналегла и на граппу,
осиротелый баул кантовался
на табурете грабовом.
Пробило меня ознобом
к цилиндру привязанного сипая,
когда ты обронила фразу
из мыльного палп фарса:
«Придется смириться -
тебе больше не принадлежу я»,
в резолюции этой сперва
я просек твое новое жульничество

12
с дальним прицелом - мной руководить
поводком коротким,
играя привязанности дистанциями
или влечений тросами,
но по мелочам догадался - ты давно
завизировала решенье
в своеволья саванны унести копыта
без моего ошейника.
Поздно я спохватился - поздно
тебе подпиливать копыта,
твоего терпенья красную кнопку
я чрезмерно испытывал.
Я понадеялся на кассацию,
встал перед тобой на цырлы,
но рирайтер моей судьбы
уже твой вердикт ратифицировал.

13
Тебя отличал сиамский,
с подводными рифами характер,
с энергией сербской бомбистки,
секс рифмующей с терактами.
У тебя в загашнике не переводилась
истерики заначка,
твой бескомпромиссный кинизм
часто срабатывал детонатором,
ты не оставляла для обходных маневров
и видимости люфта,
считала, что маной искусственной
питаются все иллюзии.
Раздел жизненного капитала
ты потребовала скрепить пактом
о невозвращеньи с ужимками вицли-пуцли,
когда тот напакостил.

14
Как деклассированный люмпен
вострит на бомонд заточку,
из под век я подкошенный взгляд
на бауле сосредоточил.
Этот предмет, зацепив зрачок,
стал концентратом моей боли,
поскольку размытый хрусталик
я не поднимал на тебя более.
Я воззрился на твой баул
как ягня на пенальти
новое, но забитое в те ворота,
что заперты намертво.
Явно некассовым сочтут и продюсер,
и синефил, и прокатчик
мой триллер воспоминаний о сумке твоей -
пусть ей икается.

15
Данный тост - некрослед твоего баула,
до него не дотянуться,
даже если послать за его износом
гермеса или анубиса.
Крутится мысль о твоем бауле,
тавтологиями покрывая мили,
вертится по катаракте круга,
по элеватору милки вэя,
кружится жужелицей в колесе
с дребезжаньем спицы,
скорпионом кусает себя за хвост,
хотя тот купирован.
Вещи твои набирают убытия вес
как бетонные голубки,
они сгруппированы в риска колонке,
в исчезновенья рубрике.

16
Ты анархически отрицала
матримониальный кодекс владенья
телом чужим на правах
имущества безраздельного,
и утверждала свой иммунитет
к патриархальным догмам
верности, долга, обмена,
совместной заботой донорства.
И вовсе не тело, а вещи твои
еще будоражат мой гендер,
но пора от затхлости их
предохраниться антиаллергенами.
Стер я в мусорную корзину
до поры сохраненный мизер
сигнализаторов о тебе -
так расквитаемся с кумирами.

18
Сверх лимита растянут боли
резиновый экспандер,
ту реальность, где тебя нет,
бесполезно оспаривать,
ее руки, тебя прибравшие,
беспардонно стерильны,
не запечатать ее сургучом
и заклепкою стеариновой.
Но в инаковую реальность
нет ни перехода зебры,
ни экспресса, ни цеппелина,
ни транспорта подземного.
По ареальностям разным
нас крутит сегментами геммы
одной - на таких скоростях,
что ни боли, ни бо, Герника.

19
Ни бойлер ни боров ни бойня
ни бог весть ни больше,
ни бомба ни бонза ни бокс и
ни бонус ни больно ни,
ни бойся, прискоками йо-йо
мне за тобой не угнаться,
ты из другой хиазмы, параллакса иного,
из чуждой династии.
Я взялся за дайджест,
чтоб разрешить одиночества лемму:
экологи ради очистки среды
агитировали стать леммингами,
От партии вампатриотов баллотировалась
банкирша Батори,
отпрыску инородцев она резус крови
при знатной аудитории

20
сменила на требуемый нацией,
и тем электорат завоевала...
Apropos, я получал тебя, Герника,
такими крупными авансами,
что мне без конверсии и отмазки
придется платить по полной
апатии паранормальным опытом.
И с той апорией спору нет,
что в эмтивишнике батт-хед я
не догоню тебя, пульчинеллу,
много, конечно, провальных эфирных времен,
но скучней нету.
Некредитоспособна твоя пустота,
судя по протоколам фискальным.
Пороха мне бы - тебя аннулировать
без чистосерного раскаяния...

2 - 24 февраля 2000 года

Тост VIII

Я пил бы кампари за нас, Герника,
не укради клара
кораллы совместного благополучья
у карла со склада
утиля. Я пил кларета релакс
под переборы клавиш,
западавших на гидродиске пилотном,
где полетел кластер.

Я уткнулся в бельмо телеизвера,
в его блеклый стеклярус,
в нем новостей зубастая паста
размазана по склянке
экрана. Неглиже кинескопа
акриловой кровью рекламы
переливалось: нескромный кадмий
крылатых прокладок
светился аквамарином
в тазобедренном окладе
красотки - на ней в Интернете
я б сделал закладку!

Бейбик-мультяш a la бэйвис
молочными деснами клацал,
требуя памперса панцирь.
Гугнивый слюнтяй осклаблен,
если подгузника демо-версия
вся в лакмусовых кляксах.

ПДУ тасовал телеканалы.
Декартезианский кладезь
минводы обогатит семейного
образцового клана
домашнюю рациональность.
Белой магии анклавы
исцелят от венервного напряженья,
венца безбрачия, сглаза
сеансами иглоукалываний
и тантрических эякуляций
или сиропом с уриной цезарки
и толченной скулой кулана.

А брокерская контора
по благоустройству кладбищ
еще наладить готова
в обход аудиторов клаки
спецпоставки реек, брусьев,
штырей и перекладин,
чтобы сколачивать стеклоплахи
для увеселительных закланий
узников совести и наслаждения,
если те амнистию клянчат.

Если не я, то кто тебе, Герника,
пришлет портфолио доклада,
как я уткнулся в бельмо телеизвера,
в его бель стеклярус,
или замкнулся в белье телеизвера,
где крахмал и стекла резь.

Моя демоница и коммунистка
с дипломной коркою бакалавра,
владела ты стадионной бранью
и площадным боем кулачным,
на гоблинских летучках ты слыла
говоруном из главных,
и на анархо-гремлинов митингах
ораторствовала складно -
оседлав свой конек утопий,
погоняла истории клячу...

Варьете спецслужб за тобой
учинило надзор негласный,
в мюзикле конспирологий
ты маскировалась то в гладко
отутюженный китель с шевронами,
то в шоколадных
полутонов бандлон,
то в комлотовых складках
кунтуш, и плакалась, что из трикотажа
у тебя ни кола нет.

Дай тебе воли жаровню,
жизнь свою запекла бы
с кардамоном радостного
равнодушья в кляре
приключений, саспенса,
спецэффектов, интриг первоклассных.

Ты зацепила меня прически
всклокоченной укладкой,
и хоть я зазубренные углы
исчезновенья тебя сгладил,
и на рецидив тебя обостренья
наложил пломбы заклятья,
и дырку в рогалике крика,
где тебя нет, заткнул кляпом,
но твое отсутствие свернулось
в блазированный калачик,
сбирая с меня мзду скулежа,
клаузул, отрезвления, кляуз,
паранойи, и мне - не угомонить
о тебе глумленья регламент.

В сберегательном банке боли
я замороженный вкладчик,
на депоненте скопил недостачу тебя,
вакуума накладку,
одиночества призрачный
капитал я сколачи-
вал, и сведен к знаменателю минуса
смысл калькуляций,
тобою заверенных и подтасованных так -
тут осеклась ты...

Так и сверзил меня в кювет
тобой запущенный эскалатор
безрадостности и невроза.

А кулинарных новинок лавка
на планете Эрония поместила
в своем прайс-листе коллаж из
деликатесов эронической кухни
всегда глазированных шоколадом.
И если бы не новинка -
предохранительный клапан -
то жировая масса
альбатроса или баклана
из поддона фрифрюрницы
все текла и текла бы.

2 февраля - 26 марта 2000 года

Тост IX

Пью кампари, Герника, за то,
что ты под руку мне сказала:
«Назвался гвоздем сезона в аду -
так задиристо полезай-ка
в заполненный озареньем
бачок сливного абзаца».

Герника, мы совпадали в постели
как два ломтика пармезана,
как в лотке салата
сельдерей, и киндза, и
базилик, как в романе мандьярга
змея и мурена, как стрекоза и
термит из басни, и по трафарету
живого тебя отрезанье
для меня загвоздка,
на живодерне раз-два-терзанье.

По гарсоньерке афростандартной
я мечусь клин клином взад и
вперед, мимо все той же
синтепоновой лямки рюкзачной
оторванной, мимо филенок мебели
и коленкоров затхлых.

Хотя два часа дня, но как
депрессивный подросток, взятый
в меланхохота пароксизме, принимаю я
нету тебя и засы-
паю. Только консорциум сновидений
меня обеспечит займом
твоих эфирных теней,
привидений, иносказаний
тебя, - их взбил в гоголь-моголь
на внеурочный завтрак.

Поедая тебя, я произвожу с твоим
сытным эхом стыковку зано-
во, и ты из ниоткуда выдаешь
мне пинком резюме под зана-
вес, что пищевых отбросов любви
я пережевываньем занят.

4 - 18 марта 2000 года

Тост XII

Я пил кампари в миноре,
наобум делая заппинг,
в компании телеизвера,
мерцающего по-хозяйски.

Теребя бронерейтузы,
моби-диктор пузатый
с микки-маузером в кобуре,
из мальтийского базальта
брошью, мозги фрезеровал -
как футу-турист сказал бы -
новостной индустрией,
жирующей на политики зигзагах.

Парламентский нагоняй
свежевыпеченный Тирано-завр
учинял, в рапсовом френче,
с турнепсовой плешью, мерзавец
по СМИ рейтинговым оценкам.
Производя бессрочные займы
для путан
артели вокзальной,
он скопил капитал и в виде
госпошлины запатентовал розарий,
где по ваучерам отоваривали
клиенты импортных казачек.

В токарь-шоу зоил театральный
интервьюировал исправно
исполнителя всех партий
в освистанном стерео-залом
моноспектакле «Бестии»,
где продырявлен в Европу задник
революции цитрусской с ее белым
квадратным пейзажем.
И хотя из кожи вон лез
и подстраховался дизайнер
прострочить эльзевиром
заглавье поимпозантней,
но его для устрашенья
прибили к бизани
списанной галеры
папы мафии пизанской.

Знать и та, и эта реальность -
только отсутствия форзацы,
твоего отсутствия, Герника,
я б скривился в пике абзаца.

На тебя забыванье я экстерном
выдержал экзамен,
но в телеизвере вижу одну тебя,
словно всучила ты взятку
зренью, и тебя миражирует
пустое множество мозаик,
иллюзион твоего изображенья
на паузе замер,
ты то под фатой,
то под морганою исчезаешь,
я переключаю каналы тебя,
наобум делая заппинг.

6 марта - 14 апреля 2000 года

Тост XVII

Пью кампари, Герника, азы
измывательств извлекая из антик-
варного телеизвера, где гроссмейстер
этюдом шахматным занят,
на игровом минном поле Минервы
нас разменивая на залпы
ненависти - мы друг другу антитела,
антиэрзацы,
мы взаимной титаномахией
расплатились по гамбургскому займу
любви - мне вменив ее,
ты купила меня на гамбит зау-
рядный, и теперь я из черного
ящика недоуменья не вылезаю,
слыть для тебя каталептики
ящиком черным себе приказал я.

После тебя осталось печенье,
где журнальный рейнвейном залит,
рядом с дамским журналом
с пассатижами дизайна,
обзор сопротивления феменад
деспотии мужемерзавцев,
в нем профилируют наказы
мадоннам-хозяйкам в трансе вязанья
жевать сурепное семя,
а если недомогает борзая
ее пользовать мазью суремной,
а для наказанья нерадивого зятя
или супруга использовать
импортный стигматизатор
или пыточный галстук испанский
с крепежными пазами,
красуясь при этом в колье от «Гаргоны»
с натасканными гюрзами.
А для сессии вампатриоток в Трансирании
забронирован замок,
пронырливость зная твою,
что в любую, Герника, пролезаешь,
подозреваю, ты там завербована в шоу
сексокалорийных казачек
в парандже андрогинного баядера
из рэп-новеллы бальзака.

Клон какой-то парки, кажется Клото,
неуклонно тебя урезает,
мимо моих альвиол проливая пинты
виски или бальзама,
того, что мы вместе утром
оприходовали на завтрак,
но кредитная карточка переводная
нашей совместности иссякла,
и декалькомани нашего союза
со всех поверхностей облезает.

Всего-то, что мне от тебя хотелось, -
большого успеха азарт и
чуточку куража,
приключенья клиповую завязь,
экстремального в меру,
счастья комфортную заводь,
от национальной вич-истерии
рецепт выживания на завтра,
в нашей партии пат я поставил,
сделал эндшпиль, но оказалось,
ради пешки семи удовольствий
я спокойствия ферзя сдал.

5 - 28 апреля 2000 года